«Учительница меня не понимала — знала меньше». Как девушка с ДЦП выучила английский и стала преподавать его другим детям с диагнозом
Анна Цыбина открыла мир и получила профессию благодаря английскому. Теперь она учит детей с таким же диагнозом, как у нее, — ДЦП — иностранному языку. Но если бы мама не поверила в нее много лет назад, все могло сложиться иначе
«My name is…»
В помещении хабаровской общественной организации поддержки инвалидов «Стимул» идет урок английского. Две ученицы — Вероника и Алиса, опираясь на мам, входят в кабинет. Сегодня на первом уроке нужно определить, как хорошо они знают язык.
«Можешь о себе рассказать чуть-чуть?» — преподавательница и одновременно создательница «Стимула» Анна Цыбина обращается к светленькой девочке в розовой кофте, Алисе.
Она вздыхает и косится на маму Надежду. Та подсказывает: «Расскажи, как тебя зовут. Ты же знаешь».
«My name is Alice. I am ten».
«Замечательно, — подбадривает Анна девочку, а потом поворачивается к Надежде. — Так. Мама молчит. Мама молчит».
Дальше Алиса уверенно называет буквы иностранного алфавита, говорит по-английски, что любит мороженое. Правда, правильно задать вопрос «Любишь ли ты мороженое?» уже не может.
Алиса учится в общеобразовательной школе, поэтому английский есть в ее программе, но Надежда хочет, чтобы с девочкой занимались дополнительно. Ей трудно поспевать за одноклассниками.
«Это все потому, что мы с трех лет писать ее учим, читать. Но все-таки рассеиваются навыки, которые я ей привила. Одноклассники впереди. Понимает она, но не сразу», — рассказывает Надежда.
Одиннадцатилетняя Вероника учится по адаптированной программе, поэтому уроков английского у нее нет. Анна будет учить ее с самых основ.
«Я хочу выучить английский, потому что мечтаю быть стюардессой», — признается Вероника.
Надежда подхватывает тему: «Моя спрашивает: “Зачем этот английский прямо сейчас нужен?”» Говорю: «Это, может, с твоей профессией будет связано!» А она: «У меня муж будет зарабатывать деньги». Женщина смеется и спрашивает: «Да где его найдешь?»
Анна отвечает, что и профессия, конечно, нужна, но и мужа Алиса обязательно найдет. В организации Анны есть даже лежачие мамочки с детьми и мужьями.
«Зачем неходячие нужны ходячим?» — с недоверием спрашивает мама Вероники.
«Хотите я встречу организую? Спросите — ответят», — тут же предлагает Анна.
Анна Цыбина, пожалуй, самый известный в Хабаровске человек с ДЦП. Член общественных советов, постоянный герой сюжетов и статей в СМИ. Создательница первой общественной организации, которая поддерживает взрослых с ДЦП. Занимается плаванием и выигрывает краевые и всероссийские соревнования.
Кроме общественной работы, у Анны есть и основная — преподаватель английского языка. Она дает частные уроки взрослым и детям. А в прошлом году решила соединить две стороны своей жизни и начать вести уроки английского для детей с тем же диагнозом, что и у нее.
Проклятая третья ложка
В детстве то, что Анна станет известным в городе человеком, получит профессию, даже просто сможет пойти в школу, было неочевидно. Скорее, все говорило против этого.
В семь месяцев маленькая Аня почему-то перестала сидеть — постоянно заваливалась назад. В восемь девочку парализовало. Дедушка с бабушкой, люди советской закалки, помогать с внучкой отказались, считая, что пытаться вылечить ребенка с инвалидностью бессмысленно. Внимания требовала и вторая дочь, всего на год старше Ани. Но Татьяна решила, что сделает все, чтобы у ее ребенка была нормальная жизнь.
«Это дурдом, конечно [был]. Можно чокнуться. И я, конечно, чокнулась», — смеется Татьяна.
Женщина не только возила дочь на бесконечные реабилитации, но и повсюду носила с собой. Разговаривала с ней, объясняя, что происходит вокруг. Смотрели телевизор мать и дочь вместе. Татьяна в это время разминала ноги Ани, скованные спастикой.
С особенным содроганием она вспоминает, как кормила дочку. До трех лет Аня почти не глотала. Мать протирала все продукты на мясорубке и ювелирными движениями пыталась влить жижу ей в рот.
«Спазм у нее, и все назад. Две ложки дам. “Ой, ну щас третья…” — Татьяна, сжавшись, медленно наклоняет сжатую руку, будто в ней и сейчас ложка. — Третью туда залила. Она: “Э-э-э!” Вот это вот: “Э-э-э!” Всё назад. Думаю: да, дура, зачем я дала третью!”»
Постепенно состояние Ани стало улучшаться, она научилась говорить, писать, немного читать. Но даже в спецшколу для детей с инвалидностью ее приняли с боем и только с условием, что мать будет постоянно сопровождать девочку, потому что она не могла сама передвигаться. Дело было в девяностых, об инклюзии тогда задумывались мало. Но для Татьяны было важно, чтобы дочка поняла, что такое настоящая школа.
По маминой просьбе на заводе, где она раньше работала, для Ани сделали фиксирующий девочку стул. Мать ставила его между рядами и уходила ждать в коридор, но пожилые учителя от такой ученицы были не в восторге.
«Только дверь закрывалась, она [учительница] этот стул вместе с Аней брала и со злостью его ставила к дверям. Я даже не знала. Потом она [Аня] мне сказала. Мало я скандалила — надо было больше. Ну ладно, думала, лишь бы не выгнали», — вспоминает Татьяна.
Когда адаптированная школьная программа начала сильно расходиться с общеобразовательной, женщина решила, что нужно отправить дочку в обычную школу, хоть и на домашнее обучение. Благодаря настойчивости матери и знакомствам девочку удалось устроить в школу не по прописке, но где согласились отправлять к ней домой учителей по всем предметам. Учительница химии приходила с колбами и реагентами. Учительница литературы не давала поблажек и снабжала всевозможными книгами сверх программы. Учительница математики диктовала огромные задачи, которые Аня записывала от руки, несмотря на то, что делать это скованной спастикой кистью было очень неудобно.
«Хеллоу, гёрлз!»
Татьяна пыталась пристроить своих девочек во всевозможные кружки, хотя это было трудно. Они жили вдалеке от центра города, и, по словам женщины, в то время почти все учреждения дополнительного образования в их районе были закрыты.
У Татьяны была мечта, чтобы дочери выучили английский. Она сама в детстве воображала, что поступит на иняз, и с завистью смотрела на студенток педагогического института, разгуливающих летом по центральной набережной.
«Помню, ходят, пальцы веером. “Хеллоу, гёрлз!” — “Хеллоу, гёрлз!” А мне так завидно», — рассказывает Татьяна.
Сначала она уговорила преподавательницу своей старшей дочери заниматься с ними обеими во внеучебное время. Дальше узнала, что в их районе начали преподавать английский миссионеры из США. Цыбины не только стали ходить к ним на занятия, ездить в языковые лагеря, но и подружились. Одна американская семья с четырьмя детьми поселилась неподалеку. Они ходили друг к другу в гости, устраивали дни российской, а потом американской культуры. В итоге к четырнадцати годам Аня могла спокойно переводить английскую речь.
«Меня потом учительница школьная не понимала — знала меньше», — вспоминает Анна.
Вступительный экзамен в университете не составил для девушки труда. Ирина Постоенко, которая тогда была деканом Института лингвистики и межкультурных коммуникаций Дальневосточного гуманитарного университета, куда поступила Анна, рассказывает, что всех удивило ее хорошее произношение. В начале двухтысячных еще не работал YouTube, не было стриминговых сервисов, и абитуриентам негде было услышать, как говорят носители языка.
Настоящие трудности начались, когда Анна поступила и ей пришлось каждый день ездить на пары на коляске.
«Заходишь — гигантская лестница идет. Лестница красивая, но представьте — коляску затащить по этой лестнице. Потом нужно было пройти по переходу с порожками и спуститься в другое здание, — вспоминает Ирина Постоенко. — Нужно было переносить коляску, Аню. Организовывали и мальчиков, но это было сложно. Мальчиков не так много в наших группах, прямо скажем. Отец [ее] тоже помогал. Все, кто мог».
Татьяна сопровождала дочь на все занятия. Параллельно она устроилась в институт уборщицей, чтобы не терять времени, пока Аня была на парах.
В конце первого курса в учебе пришлось сделать перерыв на полгода. В Евпатории Цыбиной сделали четырнадцать операций, благодаря которым она хоть немного, но может ходить, опираясь на две трости. Но учиться ходьбе было мучительно.
«Идем по лестницам, а она плачет, говорит: “Не пойду”», — начинает Татьяна.
«А мне же больно», — уточняет Анна.
«Да. Это же боль адская. Я ей: “Поднимай ногу!” Помогаю где-то. Первое время за ногу держу. Она орет на меня. Весь химбиофак выходил смотреть, говорили: “У тебя мать садистка какая-то. Чокнутая”, — продолжает Татьяна. — А что делать? Между парами десять — пятнадцать минут. Что делать? Должна успеть».
Первая и последняя попытка Ани устроиться переводчиком в какую-нибудь организацию после выпуска закончилась провалом. Женщина, встретившая Аню в коляске, заявила, что людей с инвалидностью тут не трудоустраивают, обращаясь исключительно к сопровождавшей ее сестре. Вскоре Цыбина начала учить английскому у себя на дому. Сегодня это ее основной источник заработка.
Аня говорит, что ей больно смотреть, как многие знакомые с таким же диагнозом не могут найти работу.
«Я говорю им: “Ребята, знали бы вы английский, я бы своей подработкой с вами делилась без проблем”. И я понимаю, что они на небольшую пенсию в двадцать тысяч сидят с мамой-пенсионеркой и у них не хватает финансов».
Самая примечательная подработка Анны, даже ставшая поводом для статьи в местных СМИ, нашлась случайно. Она искала, чем занять себя в гостях у старшей сестры, которая переехала в Австралию, и наткнулась на предложение о переводе нескольких роликов на русский язык. Оказалось, что это были видео Ника Вуйчича. Позже она вместе с мамой поехала на его выступление в Москву, куда пригласили всех российских переводчиков. Анна вспоминает, что оказалась единственной с инвалидностью.
Виноват Валерий Меладзе
К идее начать учить детей с ДЦП английскому Цыбина шла долго. Сначала она открыла общественную организацию для молодежи и взрослых людей с инвалидностью — как раз потому, что обычно все «занимаются детками», но болезнь в восемнадцать лет не исчезает.
Началась организация с того, что однажды Анна решила спросить у организаторов концерта Валерия Меладзе, можно ли ей прийти туда бесплатно. Возможно, сказались воспоминания о том, как после операций в Евпатории мама возила ее, всю перегипсованную, на концерты, чтобы отвлечь от боли. В том числе на концерты Меладзе.
Девушку без проблем пропустили бесплатно, и тогда Анна задумалась, почему же она поехала одна. Было бы веселее позвать своих знакомых с инвалидностью. Так Анна начала организовывать совместные выходы в кафе, на концерты, на природу. В 2019 году их инициативная группа стала официальной общественной организацией. В 2020-м получила помещение. Там Цыбина устраивает мастер-классы, концерты, праздники, раздает членам организации продовольственные пайки, о которых договаривается со знакомыми предприятиями.
Любовь Кулиева познакомилась с Анной пять лет назад на тренировке по танцам на колясках. Когда Цыбина позвала ее в свою организацию, та сразу согласилась. По словам Любови, Анна продумывает все мелочи, чтобы гости на колясках могли попасть на пикник или концерт: «Организация вплоть до автобуса, до мелочей все организовано. Волонтерская помощь — донести ребят, если нет возможности заехать на коляске».
«Стимул» проводит праздники и для детей. Так Анна познакомилась с мамами Алисы, Вероники и еще несколькими семьями, которые захотели, чтобы Цыбина сделала для их детей внеклассные занятия. В языковых школах берут слишком большую плату для семей, где есть ребенок с инвалидностью. Да и усваивают материал такие дети медленнее, чем их сверстники, поэтому им нужно дополнительное внимание от преподавателя.
Задумку не удавалось воплотить год. Мешал коронавирус и поиск финансирования. Для класса нужна доска, плакаты, учебники, принтер, чтобы печатать задания, ведь ученики плохо пишут, и многое другое. Проблема возникла даже со стульями. Стулья на колесиках, которыми с организацией Анны поделился один из местных банков, не подходят детям с ДЦП. Им нужно, чтобы сиденье было устойчивым.
Вначале Анна подготовила смету для найденного ею спонсора примерно на полмиллиона рублей. Но выделить получилось только сто пятьдесят тысяч, и пришли они в середине июля, хотя занятия стартовали в начале месяца. Пока Цыбина работает в обычном офисном кабинете без доски, благо у нее есть много учебных материалов.
«Мне сорок лет почти. Это, конечно, не возраст, но все равно я хочу, чтобы появилась молодежь, которой хочется учиться, что-то делать, чтобы менялось поколение. Чтобы появилась еще такая Аня Цыбина. Мне важно делиться этим».
Нельзя остановиться
Татьяна Цыбина говорит, что Анины общественные начинания не приносят семье доходов — одни расходы. Но она все равно поддерживает дочь и сама подталкивает ее ко всему новому: написать новый грант, купить новый телефон, один раз даже предложила сделать татуировку, чтобы дочь не отставала от жизни. Она объясняет это тем, что человек с ДЦП не может позволить себе останавливаться.
«Взрослые [знакомые с ДЦП] сейчас в основном тяжелые. Даже те, кто раньше мог что-то делать. Паралич с каждым годом усугубляется, если не заниматься, если что-то не делать, — говорит Татьяна. — У Ани спастика очень тяжелая была. Были даже полегче ее, с руками хорошими, а нижняя часть — паралич. Сейчас они уже [даже] руками ничего не могут делать».
Аня живет с родителями, и отец часто возит ее по делам, например на учебу в университет — Цыбина учится на юриста, в том числе чтобы помогать членам своей организации. Но, по словам родителей, трудно сказать, кто от кого больше зависит. Дочка взяла на себя решение всех финансовых вопросов, платит по всем счетам.
Еще Аня очень любит путешествовать в одиночестве.
Двенадцать лет назад она в первый раз уехала в Новую Зеландию по приглашению новозеландского общества людей с инвалидностью. Анна не звонила родителям три недели. Когда наконец вышла на связь, Татьяна устроила ей взбучку.
«Такой челлендж самой себе. Это был 2010 год. У меня с собой ни телефона, ни планшета не было. Постепенно мама привыкла, что я могу уехать и это не страшно».
Цыбина старается уезжать куда-нибудь каждый год, хотя бы в соседний Владивосток.
Материал создан при поддержке Фонда президентских грантов
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
