Нюрнбергский процесс замышлялся как великий гуманистический проект: впервые в истории человечества с побежденными диктаторами и палачами не просто расправляются, но предают открытому и публичному суду за их преступления. Однако в ходе суда вскрылось слишком много противоречий между этой идеалистической картиной и суровой реальностью
«Я повесил тех десятерых нацистов и горжусь этим… Я не нервничал. Человек не может позволить себе нервничать в таком деле. Я хочу замолвить словечко за тех военнослужащих, которые мне помогали, — они все действительно отличились. Я буду настаивать на их повышении. <…> Что я думаю об организации повешения? Кто-то должен это делать…»
Это слова сержанта американской армии Джона Вудза, невысокого человека не самой приятной наружности. Именно он занимался организацией казни нацистских преступников — это и неудивительно: за 15 лет службы палачом в армии США он казнил больше трех сотен преступников. Правда, казнь, прошедшая 15 октября 1946 года в гимнастическом зале Нюрнбергской тюрьмы, была организована из рук вон плохо — это отмечали все свидетели. Люки, открывавшиеся под ногами у приговоренных, оказались слишком узкими, из-за этого люди ударялись головой о края, например, лицо фельдмаршала Кейтеля было залито кровью. Прогадал Вудз и с длиной веревки: в некоторых случаях смерть наступила не от перелома шеи, а от асфиксии.
Казнь шла быстро: за 103 минуты повесили 10 человек (одиннадцатым должен был стать Герман Геринг, бывший шеф Люфтваффе, рейхсмаршал и заместитель фюрера, но он отравился до казни). Мрачный вечер казни начался для приговоренных с последнего ужина — картофельный салат, сосиски, ветчина, черный хлеб и чай. С казнью торопились: Кейтеля, например, начали вешать в тот момент, когда Риббентропа еще не сняли с веревки.
Сержант Джон Вудз, приведший в исполнение смертные приговоры Нюрнбергского трибунала, возвращается в Нью-Йорк в ноябре 1946 г.Фото: Anthony Camerano/AP/ТАССНа эшафоте бывшие руководители Третьего рейха вели себя по-разному: Альфред Розенберг, один из главных идеологов нацизма, например, на прощание не сказал ничего, а создатель нацистского издания «Штурмовик» Юлиус Штрейхер прокричал «Хайль Гитлер». Последним казнили Артура Зейсса-Инкварта, бывшего канцлера Австрии и рейхскомиссара Нидерландов. Перед смертью он сказал, что надеется, что его казнь — это последний акт трагедии Второй мировой. В 2:57 ночи была зафиксирована его смерть.
Так закончилась история руководителей Третьего рейха. Трупы нацистов отвезли в мюнхенский крематорий; в целях конспирации сотрудников не предупреждали, кого они будут сжигать, — их ввели в заблуждение, сказав, что привезут погибших американских солдат. Через два дня прах нацистов развеяли над рекой Изар.
Журналист Роберт Конот, бывший свидетелем казни нацистов, писал об этом событии так: «Это была мрачная, безжалостная сцена. Но для тех, кто пережил ужасы и пытки судебного процесса, кто узнал о мужчинах, свисающих с мясных крючков, об изувеченных женщинах и детях, запертых в газовых камерах, о человечестве, подвергнувшемся деградации, разрушениям и террору, эта сцена вызвала в воображении необычный образ — суровой, почти библейской справедливости».
Но почему и как вообще руководители нацистской Германии оказались перед судом и кто их судил? История этого процесса необычна и увлекательна и представляет собой, похоже, один из последних опытов успешного международного сотрудничества союзников по антигитлеровской коалиции перед началом Холодной войны.
Строго говоря, во время войны судьба руководителей Германии союзникам была неясна. О необходимости возмездия нацистам говорили с самого начала войны, однако конкретная форма оставалась расплывчатой. В СССР с 1942 года работала Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков; именно ее эксперты принимали активное участие в первых процессах над нацистским преступниками — в 1943 году в Краснодаре и Харькове.
В 1943 году в ответ на регулярные просьбы правительств восточноевропейских стран в изгнании в Лондоне создали Комиссию Организации Объединенных Наций по военным преступлениям. Но своих задач она выполнить не смогла.
Финал Второй мировой войны, приближавшийся с каждым месяцем, требовал иного правового подхода. Некоторые (прежде всего часть американской элиты), впрочем, считали, что все это пустые разговоры и суд над нацистами не нужен вовсе — лидеров можно просто перевешать, без всякого суда. Сталин в 1943 году в Тегеране поднимал тост за то, чтобы нацистские преступники вскоре были осуждены и казнены, — ему казалось, что 50 тысяч казненных было бы достаточно для того, чтобы преподать урок остальным; Черчилль и Рузвельт сначала решили, что советский лидер говорит шутя, не имея в виду этого буквально.
Но чем дольше продолжалась война, чем больше свидетельств нацистских зверств становилось доступно общественности, тем серьезнее становились намерения провести именно показательный суд. Окончательно решение о процессе приняли в феврале 1945 года на Ялтинской конференции. При этом всем лидерам стран-союзников вовсе не хотелось, чтобы процесс превратился в суд над предвоенной политикой.
Ялтинская конференция глав правительств США, СССР и Великобритании. Слева направо: премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, президент США Франклин Рузвельт и маршал Советского Союза Иосиф Сталин перед началом заседания, 11 февраля 1945 г.Фото: ТАСССоветскому Союзу хотелось избежать публичного обсуждения пакта Молотова-Риббентропа и Катынского расстрела, у англичан, французов и американцев были свои острые темы, например Мюнхенский пакт 1938 года, который отдал Чехословакию Гитлеру, или уничтожение британским ВМФ французского флота вскоре после капитуляции Франции.
Финальная рабочая формулировка была составлена с учетом пожеланий союзников. Суду Международного военного трибунала подлежали лишь преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности, а подсудимыми могли быть лишь военные преступники из нацистской Германии и ее союзников. Такой подход помогал исключить возможные споры о роли той или иной страны антигитлеровской коалиции в начале мирового конфликта.
Так или иначе, всем было ясно, что суд над нацистскими лидерами в Нюрнберге организовывался не столько для того, чтобы действительно определить степень их вины и ответственности. Во многом это был способ борьбы с неконтролируемой местью и новым витком насилия, а также попытка задать новые стандарты международной политики.
История подготовки Нюрнбергского процесса — это невероятно насыщенное событиями действо, которое может и наверняка со временем станет основой для блестящего сериала-процедурала. Здесь много всего: и нежелание советских судей наряжаться в мантии и парики, и подготовка целого корпуса переводчиков-синхронистов, и запоздалая возможность выбрать адвокатов, предоставленная подсудимым, и разработка специального законодательства; и, в конце концов, выбор места для суда. Каждый сюжет чрезвычайно увлекателен, но рассказывать о каждом кратко невозможно.
Смена советского караула у здания Дворца юстиции в НюрнбергеФото: Yevgeny Khaldei/DPA/Alamy/ТАССИнтересно взглянуть на стороны, схлестнувшиеся на процессе века. Начнем с подсудимых — в конце концов, к ним и их поведению было приковано внимание всего мира.
Державы антигитлеровской коалиции приготовили предварительный список обвиняемых во время подготовки процесса. Часть руководителей нацистской Германии предпочла смерть поражению и суду. Гитлер покончил с собой вместе с Евой Браун в бункере рейхсканцелярии 30 апреля 1945 года; их полусожженные тела были вскоре найдены советскими солдатами. Министр пропаганды Геббельс вместе с женой сначала отравил своих шестерых детей, затем застрелил жену и себя. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер попытался скрыться, уйдя из Германии под видом беженца, однако был задержан англичанами на КПП, демаскирован и тотчас же отравился, раскусив ампулу с ядом, вставленную прямо в зуб. Мартин Борман, по всей видимости, погиб во время попытки побега из Берлина (однако на момент процесса информация о его гибели подвергалась сомнению, поэтому его судили заочно).
Труп Генриха Гиммлера, покончившего с собой после попытки побега, штаб-квартира Второй британской армии в Люнебурге, 23 мая 1945 г.Фото: AP/ТАССГитлер оставил после себя Фленсбургское правительство, которое должно было продолжать руководить страной после его гибели (руководителем страны был назначен адмирал Дёниц). Это последнее правительство нацистской Германии арестовали уже к концу мая, и его члены составили основной костяк подсудимых.
Но не только они. Бывший заместитель фюрера и один из ключевых его сподвижников по борьбе Рудольф Гесс находился в Великобритании еще с 1941 года, когда он совершил перелет из Германии, по всей видимости, для того, чтобы попытаться вступить с Британией в мирные переговоры. Бывшего канцлера Германии и посла в Турции Франца фон Папена американские военные схватили в охотничьем домике в поместье его тестя. Фрица Заукеля, гауляйтера Тюрингии и уполномоченного по использованию рабочей силы, обнаружили в Тюрингии в пещере под названием Drachenhöhle (Логово дракона) — на него указал учитель гимнастики, американский немец, который по воле судьбы остался в Германии во время войны.
Арест членов Фленсбургского правительства, Фленсбург, 23 мая 1945 г.Фото: AKG/East NewsМинистра иностранных дел Риббентропа арестовали англичане в середине июня — его выдал собственный сын. Ялмар Шахт, бывший министр финансов, принимал участие в заговоре против Гитлера и с августа 1944 года находился в тюрьмах и концлагерях — отыскать его не составило труда.
Почти комичным было обнаружение Юлиуса Штрейхера, бывшего главного редактора нацистской газеты «Штурмовик». Штрейхер — неприятный полубезумец, известный своей похотливостью (собственно, неслучайно, что из всех обвиняемых именно ему доводилось и до 1945 года оказываться в качестве подсудимого в Нюрнбергском суде, — его обвиняли в растлении малолетней). После войны он скрывался во Франконии, выдавая себя за художника по фамилии Зайлер; эту же легенду он попытался скормить и американским десантникам, которые пришли к нему домой с обыском (о том, что «Зайлер», возможно, высокопоставленный нацист, сообщил кто-то из местных жителей). Однако после того как американцы отметили, что Зайлер уж слишком похож на Штрейхера, тот во всем сознался.
Арест Юлиуса Штрейхера американскими военными, Берхтесгаден, 23 мая 1945 г.Фото: INTERFOTO/ТАССГерман Геринг, бывший шеф Люфтваффе и заместитель Гитлера, сдался американцам сам. При аресте у Геринга с собой было два чемодана мощного обезболивающего дигидрокодеина — наркотическая зависимость была у Геринга с давних пор, то ли со времен Первой мировой, то ли после Пивного путча.
Пока бывшие всесильные руководители нацистской Германии прятались по охотничьим домикам, щеголяли с фальшивыми документами или вовсе пытались сбежать, к процессу активно готовились юристы стран-союзниц. Для них Нюрнберг должен был стать самым важным делом всей жизни.
Главный обвинитель от СССР Роман Руденко в НюрнбергеФото: Евгений Халдей/РИА НовостиВпрочем, у многих за плечами уже были громкие дела. Например, главный обвинитель от СССР Роман Руденко сделал свою карьеру в 1930-х, во времена массовых репрессий. В 1938 — 1940 годах он был главным прокурором Сталинской области (Сталино — так в те годы назывался Донецк) и членом расстрельной тройки по региону; его подпись стояла на множестве расстрельных листов. Руденко был одним из ответственных за исполнение приказа НКВД от 30 июля 1937 года, согласно которому требовалось расстрелять 82 700 «бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» и еще 193 400 человек отправить в лагеря. Впоследствии он станет генеральным прокурором СССР (и на этом посту проработает до самой смерти в 1981 году), будет руководить следственной группой во время процесса над Лаврентием Берия — и, как ни иронично, принимать участие в работе комиссии по реабилитации репрессированных. Уже при Хрущеве.
Иона Никитченко, еще один член трибунала с советской стороны, также отличился в 1930-е. Политработник времен Гражданской войны (о нем даже оставил свои воспоминания Фурманов, автор «Чапаева»), он и в юридическом процессе всегда вел себя жестко и сурово. Работая заместителем председателя Военной коллегии Верховного суда СССР с 1938 года, Никитченко был среди тех, кто принимал решение по многим показательным процессам. Его подпись можно найти в приговорах по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра», по обвинению в шпионаже в пользу Японии востоковеда, академика АН СССР Самойловича, по обвинению в участии в антисоветском заговоре Павла Дыбенко, по обвинению в шпионаже и заговоре в пользу Великобритании английской коммунистки Роуз Коэн. Приговоры выносились быстро, зачастую коллегия даже не знакомилась с делом лично, а отправляла решение по телеграфу в ответ на запрос региональных органов.
Слева направо: главный судья от США Фрэнсис Биддл, главный судья от Великобритании Джеффри Лоуренс и главный судья от СССР Иона Никитченко во время первой неформальной встречи судей Международного военного трибунала в Берлине, 11 октября 1945 г.Фото: George Konig/Keystone/Hulton Archive/Getty Images/GettyImages.ruГлавным американским обвинителем был один самых видных американских судей своего времени — Роберт Джексон. Он был активным сторонником президента Рузвельта, и его юридическая карьера пошла в гору именно в 1930-е годы. Джексон боролся с монополиями, благодаря его решениям менялось законодательство в сфере образования, он же играл большую роль в изменении законов во время войны.
Когда все бюрократические процедуры были улажены, обвиняемые подготовлены (и получили возможность выбрать себе адвокатов — значительная часть которых сама состояла до 1945 года в НСДАП), а судьи, обвинители, клерки, журналисты и огромное количество сотрудников спецслужб разных стран собрались в Нюрнберге, процесс мог начинаться.
Споры между юристами, дипломатические дискуссии, обеспечение нормального документооборота на четырех языках, отработка безопасности — на все это ушло много времени. Первое официальное заседание Трибунала состоялось утром 18 октября. Времени зря не тратили: церемония была короткой, хотя и весьма торжественной. Все члены Трибунала дали клятву, что будут выполнять свои обязанности честно, беспристрастно и добросовестно. Объявили дату начала судебного процесса — 20 ноября. Наконец стал доступен текст обвинительного заключения. Он ужаснул и прессу, и общество: суть предъявленных обвинений и совокупный список злодеяний стал достоянием общественности лишь в этот момент.
Весь первый день ушел на чтение обвинительного заключения. Подсудимые следили за этим чтением равнодушно — Гесс и вовсе читал легкий роман, посматривая на судей лишь в моменты, когда упоминался Гитлер. Вообще же, как писал уже упоминавшийся Полторак, в размещении нацистов в зале суда соблюдалась определенная иерархия:
«В зале суда бывшее германское правительство размещалось на двух скамьях. Принцип размещения в общем соответствовал положению, которое каждый подсудимый занимал в нацистской иерархии. На первом месте в первом ряду — Герман Вильгельм Геринг».
Нюрнбергский процесс. В зале суда. 20 ноября 1945 г.Фото: Евгений Халдей/РИА НовостиПервые два с небольшим месяца процесса ушли на представление позиции обвинения. Одной из главных задач, стоявших перед обвинителями, было доказать наличие «нацистского заговора» — заранее разработанного плана действий верхушки НСДАП по захвату государства и выполнению собственных жестоких задач. В суде звучали рассказы о действиях нацистских дипломатов, об устройстве нацистского государства, об отдельных организациях (таких как СС, Гестапо, СД), о работе концлагерей. Свидетели, приглашенные стороной обвинения, рассказывали о том, как Гитлер готовил и обсуждал планы захватнических войн, как работала система концлагерей и как из кожи заключенных делались абажуры.
Особенно ярким был рассказ о войне в Восточной Европе и СССР. Во-первых, советские обвинители смогли преподнести сюрприз: рассказывая о войне на уничтожение, они ссылались на письменные показания фельдмаршала Паулюса, руководителя Шестой армии, сдавшейся под Сталинградом. Когда адвокаты подсудимых заявили протест, потребовав не приобщать к делу письменные доказательства, добытые неизвестным путем (тем более, что официально в Германии сообщалось о гибели, а не о пленении фельдмаршала), советские обвинители были в восторге. Именно этого они и ждали — вскоре в зале появился живой Паулюс, который начал подтверждать свои письменные заявления. К огромному неудовольствию остальных нацистов.
Фридрих Паулюс, командующий 6-й армией, капитулировавшей под Сталинградом, дает показания на Нюрнбергском процессе в 1946 годуФото: Yevgeny Khaldei/Agentur Voller Ernst/DPA/ТАСССуду показывали кадры, снятые в концлагерях, на которых голые женщины готовились к расстрелу. Академик Орбели рассказывал о разрушениях музеев вокруг Петербурга. Выжившие узники концлагерей свидетельствовали о пережитом ужасе. Псковский крестьянин Яков Григорьев поведал об уничтожении родной деревни:
«В памятный день 28 октября 1943 г. немецкие солдаты неожиданно напали на нашу деревню и стали творить расправу с мирными жителями, расстреливать, загоняя в дома. В этот день я работал на току со своими двумя сыновьями, Алексеем и Николаем. Неожиданно к нам на ток зашел немецкий солдат и велел следовать за ним. Нас повели через деревню в крайний дом. Я сидел около самого окна и смотрел в окно. Вижу, немецкие солдаты гонят еще большую толпу народа. Я заметил свою жену и маленького своего сына девяти лет. Их сначала подогнали к дому, а потом повели обратно, куда — мне было тогда неизвестно.
Немного погодя входят три немецких автоматчика, и четвертый держит наган в руках. Нам приказали выйти в другую комнату. Поставили к стенке всю толпу 19 человек, в том числе меня и моих двух сыновей, и начали из автоматов стрелять по нас. Я стоял около самой стенки, немного опустившись. После первого выстрела я упал на пол и лежал не шевелясь. Когда расстреляли всех, они ушли из дома. Я пришел в сознание, гляжу — невдалеке от меня лежит мой сын Николай, он лежал ничком и был мертв, а второго сына я сперва не заметил и не знал, убит он или жив. Потом я стал подниматься, освободив ноги от навалившегося на них трупа. В этот момент меня окрикнул мой сын, который остался в живых”.
Абажур из кожи заключенных в качестве доказательства преступлений нацистов на Нюрнбергском процессе, 1946 г.Фото: Yevgeny Khaldei/DPA/Alamy/ТАССВсе эти рассказы были серьезным шоком для западной публики, которая, несмотря на пропагандистские усилия СССР, довольно слабо себе представляла характер войны на востоке Европы. Геринг, который надеялся, что именно в этой части сможет блеснуть и проявить свои ораторские качества, сник и даже снял наушники, в которые транслировался перевод выступлений. В своем обвинительном выступлении Руденко перечислял список разрушений, совершенных немцами:
По его данным «немцы уничтожили 1670 православных церквей, 337 католических церквей, 69 часовен, 532 синагоги. Почти полностью разрушено 1710 городов и более 70 тысяч деревень, разрушено шесть миллионов зданий, 31 850 промышленных предприятий, 40 тысяч больниц, 84 тысячи школ и колледжей, 43 тысячи библиотек. Без крова остались 25 миллионов человек. И они голодали: нацисты вывезли или забили семь миллионов лошадей, 17 миллионов голов крупного рогатого скота, 20 миллионов свиней, 27 миллионов овец и коз, 110 миллионов домашних птиц».
Обвиняемые молчали.
Весной 1946 года Нюрнбергский трибунал добрался до своей самой важной части: в марте начинался допрос обвиняемых. Первым допрашивали Геринга, а следом за ним всех остальных.
Похудевший Геринг стремился царить на процессе. Он с легкостью отбивался от обвинительной речи Джексона. Вообще, выступление американского прокурора многие сочли провальным: американцу не удалось доказать существование «нацистского заговора», и Геринг казался более компетентным, нежели атаковавший его юрист.
Главный обвинитель от США Роберт Джексон (в центре) в зале суда, 30 сентября 1946 г.Фото: Fred Ramage/Keystone/Hulton Archive/Getty Images/Getty Images.ru«Джексон: Вы когда-нибудь хвалились тем, что подожгли здание Рейхстага, хотя бы в шутку?
Геринг: Нет. Я употребил только одну шутку, если вы подразумеваете именно это. Я сказал, что я конкурирую с императором Нероном…»
Советский прокурор Руденко взялся за дело куда более энергично, постоянно атакуя Геринга острыми вопросами, но добиться значимого успеха было непросто: видимо, опыт в виде советских процессов 1930-х оказался недостаточным.
«Руденко: Но вы не отрицаете и другого основного смысла, что речь идет о миллионах насильственно угнанных в Германию на рабский труд?
Геринг: Я не оспариваю, что здесь речь шла о двух миллионах призванных рабочих. Но я сейчас не могу сказать, были ли все они доставлены в Германию. Во всяком случае, они были использованы в интересах германской экономики.
Руденко: Вы не отрицаете, что это было рабство?
Геринг. Рабство я отрицаю. Принудительный труд, само собой разумеется, частично использовался».
Тем не менее уклончивые и расплывчатые ответы Геринга на вопросы советского прокурора, а также его постоянные ссылки на незнание тех или иных аспектов работы нацистского репрессивного аппарата говорили сами за себя.
Герман Геринг в зале суда, 1946 г.Фото: PictureLux/The Hollywood Archive/Alamy/ТАССГеринг вел себя в суде нагло; во многом он использовал недостатки самого суда, вместо коротких ответов предпочитая пускаться в пространные рассуждения о национал-социализме и фюрере. Геринг представлял себя важной фигурой и в то же время, несмотря на показную готовность к смерти, отчаянно хотел отсрочить ее момент, затягивая судебный процесс бесконечными уточнениями и остановками.
Во многом Геринг принимал ответственность на себя — ссылаясь, впрочем, где возможно, на Führerprinzip, согласно которому власть и политика исходили от Гитлера. Впрочем, многие другие подсудимые и вовсе стремились свалить всю вину полностью на Гитлера. И уж тем более он не хотел рассказывать о своих конфликтах с фюрером (как поступил, например, Альберт Шпеер, на процессе рассказавший о том, что якобы осенью 1944 года он готовил покушение на Гитлера).
Его допрос превратился для него в политическую трибуну — и, вероятно, именно с этим связан кризис Нюрнбергского процесса.
И у общества, и у стран, организовавших суд, накапливалась усталость. Многим казалось, что процесс почти не движется, тонет в бесконечных допросах и разглагольствованиях подсудимых. Кроме того, в суде начали звучать опасные и нежеланные для союзников темы — во время обсуждения дела Гесса в суде прозвучали секретные соглашения к пакту Молотова-Риббентропа, а при допросе адмирала Дёница и министра иностранных дел Риббентропа затрагивалась тема предполагавшегося британского вторжения в Норвегию (в 1940 году англичане действительно планировали это сделать, чтобы опередить Германию, но не успели).
Некоторым обвиняемым довольно успешно удавалось обороняться в суде, запутывая обвинение, разрывая логические связи, выстроенные юристами. Линия защиты в принципе была выстроена так, что адвокаты и обвиняемые не столько пытались отрицать военные преступления, сколько заявляли о непризнании трибунала в целом и отмечали, что ответственность за это все должен нести Гитлер, а не они. Эти заявления оказывали влияние на общественность.
Главные обвиняемые беседуют во время процесса во Дворце юстиции Нюрнберга, 1946 г. Слева направо: Герман Геринг, Вильгельм Кейтель, Фриц Заукель, Ганс Франк, Альфред Йодль, Альфред РозенбергФото: Yevgeny Khaldei/DPA/Alamy/ТАССТем не менее, несмотря на все эти недостатки, даже те выступления подсудимых, которые казались им оборонительными, раскрывали бесчеловечную сущность нацистского режима. Особенно показателен в этом смысле допрос министра вооружений Шпеера, который представлял себя архитектором-технократом, мало вдававшимся в вопросы политики: в этом допросе американец Джексон проявил себя с лучшей стороны и сумел показать в суде постоянное использование нацистами принудительного рабского труда пленных и узников концлагерей. Шпеер даже не особо спорил, лишь ссылаясь на «законы военного времени»:
«Джексон: Иными словами, рабочие ужасно боялись концентрационных лагерей, и вы хотели это использовать для того, чтобы удержать рабочих на работе. Не так ли?
Шпеер: Совершенно верно то, что концентрационный лагерь пользовался у нас дурной славой и что поэтому, направляя в концентрационный лагерь или даже угрожая такой мерой, можно было улучшить положение на производстве. Но на упомянутом совещании этот вопрос больше не обсуждался. Такое замечание можно было сделать в напряженной военной обстановке».
Попытки нацистов избежать правосудия были всем очевидны. Они говорили о том, что не вдавались в документы, не знали обо всех концлагерях (как и о том, что в них происходило), жаловались на плохую память или пускались в пространные рассказы об истинном значении тех или иных терминов в нацистских документах. Пожалуй, лишь Штрейхер откровенно рассказывал о своем зверином антисемитизме, протестуя против Международного военного трибунала как «еврейского суда».
Допросы все тянулись и тянулись. Прошла весна, шло к концу лето 1946 года. Наконец началась подготовка приговора. Советские судьи настаивали на смертной казни для каждого участника, но шли на компромиссы, соглашаясь с аргументами коллег. Приговор начали оглашать 30 сентября, а закончили уже 1 октября.
В итоге трое подсудимых были оправданы за недоказанностью участия в преступлениях против человечества: пропагандист Фриче, экономист Шахт, бывший канцлер фон Папен. Адмирала Дёница приговорили к 10 годам тюрьмы — на суде так и не прозвучали конкретные обвинения ВМФ, а причастность Дёница к военным преступлениям доказать не удалось. Через 10 лет он вышел из тюрьмы и поселился в маленькой деревушке, где жил на небольшую пенсию и писал мемуары. Константин фон Нейрат, бывший министр иностранных дел, был осужден на 15 лет. По 20 лет получили Шпеер (он отбыл срок полностью и умер в начале 1980-х годов в Лондоне) и Бальдур фон Ширах, руководитель Гитлерюгенда. К пожизненному заключению приговорили Гесса (он в итоге станет последним заключенным тюрьмы Шпандау и покончит с собой в 1987-м), министра экономики Вальтера Функа (вышел досрочно в 1957 году) и главу ВМФ Редера (освобожден по состоянию здоровья в 1955 году). Остальных приговорили к смертной казни.
Репортеры выбегают из зала суда сразу после оглашения приговора 1 октября 1946 г.Фото: Hulton-Deutsch Collection/CORBIS/Corbis via Getty Images/GettyImages.ruСоветские юристы были недовольны тем, что на показательном процессе над нацистскими лидерами оказалось целых трое оправданных. Судья Никитченко, несмотря на недовольство иностранных коллег, опубликовал свое особое мнение по приговору, в котором еще раз отметил, что считает вину троих оправданных полностью доказанной.
А что же те, кому вынесли смертный приговор? Исследователи Энн и Джон Туса так описывали их реакцию:
«Наручники были шоком. Сопровождающие солдаты несли их в карманах и передавали каждому заключенному. Приговоренные к смертной казни вернулись в свои старые камеры. Геринг пытался сдержать себя, тяжело дыша. Он попросил доктора Гилберта оставить его в одиночестве на время. Риббентроп бродил в оцепенении: “Смерть, смерть. Теперь я не смогу писать свои прекрасные воспоминания… Столько ненависти”. Кейтель пришел в ужас: “Смерть — через повешение. Я думал, что, по крайней мере, от этого меня избавят”. Йодль тоже был пристыжен своей смертью: “Я этого не заслужил”. Франк улыбался: “Я заслужил это и ожидал этого”. Заукель вспотел и дрожал: “Я не считаю приговор справедливым… Я никогда не был жестоким. Я всегда хотел лучшего для рабочих. Но я мужчина, и я могу это выдержать”. Затем он заплакал. Фрик не проявил никаких чувств: “Я не ожидал ничего другого”. Он спросил Гилберта, какие приговоры получили другие. “Так. Одиннадцать смертных приговоров. Я насчитал четырнадцать. Что ж, надеюсь, они быстро справятся”».
Рудольф Гесс на прогулке в тюрьме Шпандау, 1954 г.Фото: Gary Stindt/AP/ТАССНюрнбергский процесс парадоксален. С одной стороны, он замышлялся как великий гуманистический проект: впервые в истории человечества с побежденными диктаторами и палачами не просто расправились, но предали открытому и публичному суду за их преступления. С другой стороны, в ходе суда вскрылось слишком много противоречий между этой идеалистической картиной и суровой реальностью, а главное, — стало понятно нежелание и невозможность разобраться в преступлениях прошлого до конца, представляя их все целиком как результат злонамеренных действий лишь одной побежденной стороны.
В Нюрнберге поставили точку в истории нацистской Германии, но не покончили с ошибками и жестокостями XX века. Натыкаться на последствия тех ошибок нам всем приходится и сегодня — и кто знает, сколько времени потребуется человечеству на то, чтобы все их преодолеть. Одно, впрочем, можно знать точно: десять повешенных в 1946 году в Нюрнберге человек имели все возможности для того, чтобы хотя бы попробовать раскаяться в своих преступлениях — но не стали. Их пример служит для всех напоминанием о том, куда может привести политическое насилие, принятое за правило.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»