Жене Соловьеву 32 года. Он живет в Печорах Псковской области. Мать Жени умерла, когда он был подростком. Об отце он ничего не знает. У молодого человека диагноз «умственная отсталость» и вторая группа инвалидности, с которой нельзя работать. С 2005 года он живет в муниципальной комнате двухэтажного дома, где проваливаются потолки, осыпаются стены, нет воды, отопления и канализации
За супом
Женя Соловьев встает с петухами — в частном секторе города Печоры они еще обитают — и сразу идет на раннюю службу в Псково-Печорский монастырь. Для него это почти работа: он поет молитву «Тело Христово» во время причастия, следит за свечами, помогает приструнить излишне фанатичных верующих на крестных ходах и проходах священников по церкви — и за это получает небольшую кастрюлю супа в монастырской трапезной.
«Когда трудится, тогда и помогаем», — говорят монахи. Они называют его «наш Женечка» и уверяют, что в обители он бывает каждый день.
Все детство Женя вместе с мамой проводил на богослужениях в монастыре, а жил в частном доме. В школу из-за болезни ходить не мог, писать умеет только печатными буквами — мама научила. В его 16 лет мамы не стало. Два года фактическим опекуном была работавшая при храме Великомученицы Варвары пенсионерка Евгения Попова. Женя гостил у нее на хуторе в деревне Забелино. Но в 18 лет решил уйти.
«Я ушел от тети Жени, потому что у нее есть свои дети, внуки, инвалид дядя Ваня — много забот. Тяжело ей и так. Я навещаю ее по праздникам. Но не хочу в деревне жить. Я люблю по Печорам гулять», — рассказывает Женя. Днем, после ранней службы и похода в монастырскую трапезную за супом, он долго ходит по городу, общается с жителями — почти всех знает в лицо.
«Я как-то возился с машиной, увидел его во дворе — разговорились, — вспоминает печорянин Анатолий Харченко, которого Женя называет другом. — На него все смотрят как на дурачка, а он очень адекватно общается, отвечает на вопросы, рассказывает о планах. Я его угощаю иногда чем-нибудь, выслушиваю. Рад, если это помогает».
В 2005 году администрация Печорского района сдала Жене по договору социального найма комнату без кухни, туалета и ванной (чиновники, правда, называют ее квартирой) в Майском районе в двухэтажном доме 1947 года постройки. На доме висит баннер МТС с надписью: «От 4G не уедешь», рядом — заложенное кирпичами окно, вокруг по стенам — трещины, на крыше — мох. Здесь шесть квартир, но с жильцами только три. Остальные не выдержали и съехали: условия слишком спартанские.
А губернатор не предаст?
Иногда Женю навещает местный соцработник, но живет молодой человек один. Вместе со стареньким телевизором.
«На меня соцзащита наезжать будет, пожалуйста, не сообщайте им, что я дом вам показывал, — вместо приветствия говорит мне Женя Соловьев и пытается приобнять. Он только что вернулся с почты — отправлял письмо губернатору Псковской области Михаилу Ведерникову. — Я там только жилищные условия улучшить попросил. Говорят, что завтра после обеда отошлют. Он мне поможет?» Женя умоляюще смотрит на меня своими голубыми глазами и спотыкается о крутую лестницу.
Комната Жени — на втором этаже. Туда ведет почти перпендикулярная полу лестница. Деревянные ступени отчаянно скрипят, растрескавшиеся перила есть только с одной стороны. Над лестницей потолок с отвалившейся штукатуркой, видны проседающие деревянные перекрытия.
— Да тут ноги и голову сломать можно! — не выдерживаю я.
— Это вы Ведерникову скажите! — реагирует Женя и тут же пугается. — А он меня не предаст? Никуда не отправит?
Когда речь заходит о чиновниках, он сразу пугается и, словно защищаясь, выставляет ладони вперед.
В комнату ведет деревянная дверь с тремя иконами и амбарным замком на цепочке — сам повесил. Из щелей сильно дует, поэтому Женя утеплил дверь изнутри старым пледом. Тот, конечно, не спасает, потому что в дыры в стене можно просунуть ладонь.
«От сырости все падает — дырка, смотри! — удивляется Женя. — И пол шатается. И потолок шатается. Все сыплется — скажите Ведерникову Михаилу!»
Потолок из ДСП, похоже, единственная ровная поверхность в комнате. Стены расположены под каким-то загадочным углом, обои отклеиваются кусками.
«Штукатурка падала, так друг из Питера Олег Морозов подшил мне потолок, — кивает наверх Женя. — Но сейчас, не дай бог, на голову упадет. Все рушится: аварийно!»
На тумбочке тоже иконы. Одну из них — Неопалимую купину —молодой человек особенно ценит: говорит, помогла не сгореть.
«Шнур плавился, проводка плохая была, — показывает он на электрический чайник у стены. — Но теперь Олег Морозов мне сделал. А обогреватель все равно совсем не греет. Я с детства в храм хожу. Молитва, бывает, помогает. Молюсь, хочу добиться комнаты с удобствами. Но что толку — все равно не шевелятся», — грустно машет он рукой.
Женя в подъезде своего домаФото: Дмитрий Марков для ТД
Централизованного отопления в Жениной комнате нет — есть почти развалившаяся на кирпичи печка.
«Она старая, дымит. Соцработник иногда протапливает, а мне нельзя — пожар будет. Я инвалид второй группы, нерабочей. Но понемножку могу сам стирать. Могу за собой ухаживать. В интернат не хочу. Вы только нашей администрации не говорите, что я рассказывал».
«Если вы неверующий человек, то вряд ли поймете, почему я помогаю Жене, с какого истока сердечного, — говорит мне живущий в Петербурге взрослый друг Жени Олег Морозов. — Женя не так уж и плохо живет. Чистенько одет, хорошо питается, абсолютно адекватен. Администрация Печорского района относится к нему так же, как и ко всем остальным жителям».
Олег переживает, что журналистский материал может навредить Жене и «в целом Печорскому району»: «У него слава Богу все. Не думаю, что вы поможете ему. Может, администрации не совсем полезно, чтобы вы в этом разбирались… Его могут отправить куда-нибудь после вашего материала».
Вода в колонке платная
Приходящий к Жене соцработник топит печку дровами. Их наш герой покупает сам. Одна машина дров стоит 7,5 тысячи рублей. Женина пенсия по инвалидности — 13 140 рублей в месяц.
«Представляешь, повышать мне побольше пенсию не хотят! Путин не хочет повышать — президент! А пенсионный фонд-то не знает! Это Путин решает!» — уверенно сообщает мне молодой человек.
В доме Жени нет также водопровода. За водой он ходит за 100 метров на колонку. Ею пользуются почти все местные жители, особенно дети летом. От инвалида чиновники почему-то потребовали платить за пользование свободной колонкой 40 рублей в месяц. Как и дрова, ведра с водой он затаскивает на второй этаж по той самой разрушающейся отвесной лестнице.
«Последний раз комиссия приезжала с девушками вот на таких каблуках, так некоторые даже не полезли наверх, здесь остались», — посмеивается Женина соседка Вера Андреевна.
Туалет у Жени в ведре. Если тепло, то он ходит на улицу, как и все остальные жители дома. В 10 метрах тут стоят почти разобранные сараи. Туда сливают фекалии.
«Мне хотя б комнату в подселении с удобствами, я ж не квартиру отдельную прошу, — с надеждой говорит Женя. — Татьяна Валентиновна Мишина из жилищной комиссии [главный специалист в отделе по правовому обеспечению администрации Печорского района. — Прим. ТД] меня на очередь ставить не хочет, ругает: “Зачем ты Ведерникову пишешь, я тебе говорила не писать!” Наезжает на меня: “Если ты, Жень, так будешь себя вести, я тебя любить не буду!” А Сопотов Геннадий [глава Печорского района. — Прим. ТД] меня интернатом пугал! Но я не хочу в интернат! Правда не хочу! Я отказался от него».
«Оснований для признания дома аварийным нет»
По словам Жени, угрожать интернатом ему стали после того, как в октябре 2018 года о нем снял сюжет петербургский блогер Максим Данилов. Видеоролик о жизни инвалида вскоре пропал со страницы блогера и из соцсетей, но администрация Печорского района была вынуждена реагировать. На совещании 22 октября чиновники сошлись во мнении, что молодой человек находится под постоянным контролем социальных служб, ему оказывается посильная помощь. «В доме, где он проживает, тепло, антисанитарии не выявлено», — заявили представители соцслужб.
«Ему сказано администрацией и монастырем забыть обо всех договоренностях с журналистами, — рассказала мне соседка Вера Павлущенок. — Уговорили его не шуметь. Сейчас ему монастырь: “Женя, ты никуда не ходи. Мы тебя все любим”. Он рассказывал. За него питерские друзья волновались, теперь он с ними не общается. И он живет в этом доме, и мы живем. Что вам сказать? Видите все сами».
И Вера Андреевна, и Женя, несмотря на запреты, спокойно не сидят. Пишут во все инстанции, включая администрацию президента. Оттуда обращения предсказуемо спустили на региональный уровень. «До 1 мая 2005 года вы не стояли на учете нуждающихся в улучшении жилищных условий, в связи с чем рассмотреть вопрос об обеспечении вас жильем за счет средств федерального бюджета в рамках Федерального закона от 24.11.1995 № 181-ФЗ “О социальной защите инвалидов”, к сожалению, не представляется возможным», — ответила Жене Соловьеву первый заместитель губернатора Псковской области Вера Емельянова (фото документа имеется в распоряжении редакции «Таких дел»).
Она отдельно подчеркнула, что межведомственная комиссия администрации Печорского района в декабре 2018 года обследовала дом и выяснила, что оснований для признания его аварийным нет. Комиссия из девяти чиновников решила, что дому необходимы: ремонт мест общего пользования в части укрепления половиц, замена элементов электропроводки и поврежденной стены у входа, косметический ремонт потолков и стен общих коридоров, очистка труб и дымоходов по всему дому, очистка шиферных листов крыши от листьев и мха, штукатурно-побелочные работы внешних стен дома и ремонт надземной части фундамента.
При этом комиссия единогласно приняла заключение об отсутствии оснований для признания дома аварийным и подлежащим сносу или реконструкции.
«Я деньги за найм этой комнаты плачу — 160 рублей в месяц, — гордо сообщает Женя, пока я изучаю ответы чиновников. — А нас с вами соцзащита не будет ругать? Мне в соцзащите от Елены Михайловны Балаевой попало: “Ну что, Женя? Земля круглая, чего ты нас опозорил? Был бы ты моим сыном, дала бы по жопе!” Еще она мне сказала: “К следователю не обращайтесь”. Только не рассказывайте им. Опять на меня будут наезжать, скажут, жалобу писал. А я только на улучшение отправил. Ведь дадут мне комнату с подселением и удобствами?»
Соцработник Елена Балаева прокомментировать ситуацию корреспонденту «Таких дел» отказалась.
Письмо в монастырь
От коммунальных проблем Женя спасается путешествиями по монастырям. Он совершенно преображается, когда говорит о них: мечтательно смотрит в окно, рассказывает, что любит, «чтобы вокруг много братии было». В книгах-справочниках (интернета в доме у него нет, телефон — простой, с кнопками) он ищет адреса понравившихся святых мест и пишет туда письма с просьбой принять его на несколько дней. Женя уже гостил в санкт-петербургских монастырях, этим летом едет в Коренную обитель в Курской области. Официального ответа от руководства монастыря пока, правда, не получил, но билет все равно сам купил — надеется на божью помощь.
Еще одна мечта Жени — это Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь. Туда он пишет уже несколько лет. В этом году монахини наконец ответили — прислали пакет сухарей и записку. «Мир Вам! Уважаемая Евгения ты живешь рядом с Великими Пещерами Печорского монастыря. Ходи в монастырь и молись Святым Угодникам Божьим. В монастыре есть икона с мощами Серафима Саровского. Молись Ему и Он тебе поможет во всех твоих трудах [орфография и пунктуация авторов сохранены. — Прим. ТД]», — значилось на официальном бланке монастыря.
«Раздал эти сухарики певчим, мне-то их нельзя — зубы. Но сестрам в Дивеево сейчас отправлю посылку с благодарностью. Там красиво у них, мне нравится, только чего они мне отказ-то пишут? Я мог бы там немножко потрудиться», — грустит Женя.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
