У них так много свободного времени, что это зачастую невыносимо. Если бы они занимались тем, что любят и умеют, мир определенно стал бы гораздо лучше
«Нина у вас золотая! Вы знаете об этом?» — спрашиваю у директора нашей управляющей компании Андрея Петренко. Я случайно столкнулась с ним в УК и спешу рассказать о нашей дворничихе Нине. Вдруг ее отметят? Премию дадут, пусть даже копеечную.
«Из-за вашего дома она в психушку попала, — ошеломляет меня ответом Петренко. — Лучше, наверное, ее убрать от греха подальше».
Какая психушка? Я живу в городе Барнауле, в Алтайском крае. Въехала на Деповскую, 9 позапрошлой осенью и совсем не в курсе. Нина Трубачева в моих глазах — необыкновенная трудяга с доброй и открытой душой. 45 лет, невысокая, кругленькая. И по ощущениям — «своя-своя». Когда выпадает возможность, угощаю ее сладостями и фруктами. Мне постоянно хочется чем-то отблагодарить Нину. Чем-то большим, чем теплое слово.
Оказывается, Деповской, 9 долго не везло с дворниками. В году 2015-м у дома наконец-то появились заботливые руки. «Взяла лопату и, фу-фу-фу, полетела», — шутит про свою манеру работать Нина. В дни, когда Барнаул по уши завален снегом, в нашем дворе порядок. Нина еще и горку для детей по своей инициативе смастерила.
Кроме ухода за двором, Нина занялась расчисткой подвала. Перетаскала горы хлама! Молодежь из числа жильцов повесила на освободившемся пространстве грушу для занятий боксом. А Нина в закутке устроила себе «кандейку» — чтобы переодеться, отдохнуть, перекусить.
В доме радовались переменам. Но не все. Одна соседка, известная тягой к склокам, спустилась в подвал, там — Нина. По словам дворничихи, речь зашла об оргиях, которые якобы здесь устраивают. Произошла ссора. Изначально считалось, что ссоры никто не видел. Но потом нашлись два свидетеля. Картина вырисовывалась жуткая: Нина якобы выталкивала соседку из подвала, дважды ударила ее головой об стену, напоследок пихнула в спину, отчего та упала на лестничном марше. Произошло это летом 2016-го.
Я не могу представить, чтобы Нина так среагировала даже на резкие выпады в ее адрес. У нее вторая группа инвалидности в связи умственной отсталостью (доучилась до седьмого класса), но ни вспышек агрессии, ни других странностей за ней никогда не наблюдалось. По мнению жильцов, реальным выглядело лишь падение соседки, но отнюдь не по вине Нины: споткнуться при выходе из подвала — обычное дело.
Возможно, нежелание жильцов ополчиться против Нины подлило масла в огонь. Соседка добилась возбуждения уголовного дела (ч. 1 ст. 115 УК РФ — «Умышленное причинение легкого вреда здоровью»). Дошло до суда, на котором Нину назвали невменяемой.
Соседи ходили на заседания. Практически весь дом подписал письмо в защиту Нины. Но оно потерялось в суде. Подготовили второе и снова собрали подписи. Судья предложил примирение, но потерпевшая была категорически против. В итоге суд приговорил Нину к принудительному лечению. У участников тех событий сложилось твердое убеждение: поступили так, как понятней и удобней.
За Нину было страшно. Вернется она из больницы или затеряется в системе психоневрологических интернатов? Останется или исчезнет? Те, кто почти по-родственному полюбили Нину и понимали, какой трагедией все может обернуться, места себе не находили. Одна из соседок, самая близкая Нине, слегла на два месяца: на нервной почве отказали ноги.
К счастью, Нина не пропала. Вспоминая период лечения, говорит: «Натерпелась я!» По рассказам Нины, сотрудники больницы обращались с ней нормально. Но восемь месяцев изо дня в день жить в окружении тяжелобольных людей…
По возвращении Нину взяла к себе на дачу та самая дружившая с ней соседка — перевести дух. Позаботиться о ней больше некому: отец и мать давно умерли, со старшим братом, который ей приходится опекуном, она не особо дружит.
Начальство на Деповской, 9 решило, что лучше Нине пока оставить эту работу или сделать приличную паузу. Лишь в конце 2019-го она снова стала хозяйничать у нас. Для нее наш двор — место, к которому она приросла душой. И мы не хотели с ней расставаться. Но вопрос о том, как уберечь Нину от возможных нападок, остается без внятного ответа.
Именно опасения насчет агрессивности людей с ментальными нарушениями работодатели называют главной преградой для трудоустройства. По словам врача Алтайской краевой клинической психиатрической больницы имени Ю.К. Эрдмана Евгении Кобловой, общество на этот счет сильно заблуждается. Но это распространенный миф.
Если работодатель уведомлен об инвалидности кандидата на трудоустройство и хочет понять, справится ли тот с работой, Евгения Коблова советует запросить справку в психиатрической больнице. «В направлении из отдела кадров нужно указать, на какую специальность планируют устроить человека, какие предполагаются условия труда, и мы уже, согласно заявленным параметрам, дадим ответ», — говорит врач.
Евгения Коблова отмечает, что такие люди, как Нина, бывают ценными работниками. Могут с увлечением и полной самоотдачей делать то, что многим кажется скучным или непрестижным, отличаются высокой ответственностью, требовательностью к себе, аккуратностью, пунктуальностью и т.д. Дать им шанс проявить себя — в интересах работодателя.
Иллюстрация: Полина Плавинская для ТДВ управляющей компании «Первая», где работает Нина, изначально сторонились людей с ментальными нарушениями. «Мы знаем, что жильцы порой грубо высказывают свое недовольство. Любой человек может сорваться. Что касается случая с Ниной… Не похоже на нее», — говорит мастер УК «Первая» Оксана Попова.
Кроме Нины в управляющей компании дворниками трудятся еще два человека с ментальными нарушениями. «Они показывают себя как самые хорошие и надежные работники. На них можно больше положиться, чем на остальных. И когда у нас с домов уходят люди (текучка среди дворников — типичная проблема в ЖКХ), они нас выручают», — отмечает Попова.
В барнаульской редакции газеты «Стройка» тоже не пожалели, приняв на работу человека с ментальными нарушениями. Около 15 лет курьером там проработал Игорь Логинов. По словам директора газеты Натальи Налимовой, Игорь ни разу не подвел редакцию. На нем была доставка финансовых документов из рекламного отдела.
«Свою работу Игорь делал честно, ответственно. У него феноменальная память. Он наизусть знал все адреса компаний, которые размещали у нас рекламу. Менеджеры никогда не волновались за доставку. Когда из-за финансовых трудностей нам пришлось сократить Игоря, наши партнеры, руководители и бухгалтеры компаний, интересовались: “Что с Игорем? Как у него дела?” Отношение к нему было доброе, уважительное. Его бесхитростность и любовь к работе покоряли», — вспоминает Наталья.
В 2018 году трудоустройство людей с ментальными нарушениями обсуждали на круглом столе в Общественной палате России. Речь шла о том, что они могут и должны работать, но пока в основной массе ничем не заняты: из миллиона 300 тысяч человек около 70% находятся в трудоспособном возрасте, из них работают 1–2%.
Мои собеседники из общественных организаций считают, что низкая занятость отчасти связана с проблемой доверия к государству. Инвалиды и их родные боятся, что трудоустройство приведет к потере пенсии или даже статуса инвалидности.
«Люди рассуждают: “Пенсия маленькая, но постоянно капает. Вдруг отнимут?“ Я с этой проблемой много раз сталкивалась. Страх потерять пенсию и инвалидность настолько велик, что люди не слышат тебя, когда ты им говоришь: трудоустройство не влечет отмены пенсии, — рассказывает Вера Волошина, координатор программ Алтайской краевой общественной организации родителей детей-инвалидов и инвалидов детства “Незабудка”. — Если у человека легкая степень заболевания и ему приходится каждый год подтверждать инвалидность, трудоустройство, конечно же, может спровоцировать вопросы на медико-социальной экспертизе. Если же инвалидность дается бессрочно, опасаться нечего».
Родные людей с ментальными нарушениями часто неправильно оценивают их потенциал и не понимают, зачем им вообще работать: сыты, в тепле, выходят гулять — чего еще надо?
«Такие родители — психологически травмированные люди. Им трудно объективно увидеть своего ребенка в будущем. Их кидает из крайности в крайность. Либо родители считают, что ребенок ни на что не способен, и усугубляют ситуацию гиперопекой: не дают ему даже по дому что-то делать, заниматься самообслуживанием. Либо отрицают проблемы со здоровьем и настаивают на том, чтобы ребенок учился наравне с обычными детьми. Смогли воткнуть его в какой-нибудь колледж, училище — и на ту профессию, которую сами выбрали. Но поскольку это может не подходить ребенку, усилия уходят в песок», — сожалеет Волошина.
«И когда к нам обращаются семьи, мы им говорим: нужно с малых лет искать то, что пригодится ребенку, то, чем он будет заниматься в течение жизни, — продолжает эксперт. — Дело не только в том, что работа помогает человеку адаптироваться в социуме, дает дополнительный доход. Дело в элементарной самозанятости. Даже здоровый человек не всегда найдет, чем себя занять. А у больного человека с этим огромные проблемы. К примеру, читать он не умеет, телевизор и компьютер не воспринимает, делать ничего не научили. Возникает огромный запас времени, которое некуда деть. Случается, это приводит к суицидальным намерениям. Ничем не заниматься — это ведь ужасно. Человек должен быть чем-то занят. И если мы ему внушим: его дело очень важное и жизненно необходимое, он найдет смысл в жизни. А поскольку у людей с инвалидностью процесс обучения растянут в разы, дольше будет проходить и процесс поиска работы. Значит, искать дело для них надо как можно раньше».
Сейчас Вера Волошина разрабатывает программу «По ступенькам к мастерству». Цель программы — создать условия, в которых дети с ментальными нарушениями смогут найти интересное им занятие; получить предпрофессиональные и начальные профессиональные навыки; сориентироваться в выборе профессии. Но для реализации проекта в Барнауле нужно объединить усилия разных людей.
Руководитель благотворительной организации «Много деток хорошо» Светлана Литвинова рассказывает, что в идеале нужно придерживаться принципа: каждому можно подыскать дело. Литвинова максимально нацелена на занятость ребят в своей организации, лишь бы вытащить их из дома. Сейчас она налаживает сотрудничество с сувенирным салоном для сбыта готовой керамической продукции и заготовок. Вряд ли это сможет обеспечить особенных мастеров зарплатой, но хотя бы покроет расходы на сырье. Кроме того, Литвинова планирует открыть мини-типографию по изготовлению декорированных блокнотов и записных книжек и обучать молодых людей профессии штукатура-плиточника.
Иллюстрация: Полина Плавинская для ТДЧто касается среднего профессионального образования, то в Алтайском крае 13 учреждений обучают ребят с ментальными нарушениями по адаптированным программам. Но, как считают их педагоги, с которыми мне удалось пообщаться, в реальности программы не адаптированы и обучение ничего не дает. Проблема эта характерна для всех регионов.
Что не так? Во-первых, количество детей в группах обычно больше 10. Приемлемый вариант — максимум четыре человека. Во-вторых, нужно сокращать занятия и по длительности, и по их количеству в день, и по насыщенности информацией. Нынешний подход — в день восемь занятий по 45 минут — тупиковый. Ученики быстро устают и «отключаются». В-третьих, следует сосредоточиться на профессиональных знаниях и навыках: меньше общего, больше прикладного. Грубо говоря, бессмысленно загружать повара историей, правом или математикой, а нужно дать ему то, что пригодится на кухне.
«Очень жаль, что государственная образовательная система почти не ориентируется на учеников с ментальными нарушениями, поэтому мы теряем тысячи детей. В основном, мы их учим лишь формально, не помогаем им получить профессию и найти работу, — рассказывает Елена Мозговых, которая более 20 лет преподавала общественные дисциплины в училище № 81. — А ведь у них большой потенциал, если с ними правильно заниматься. Есть случаи, когда ребята из нашего училища достигали серьезных результатов. Один выпускник (повар), например, пошел работать в известное в городе заведение и придумал авторское блюдо. Мне кажется, для таких ребят нужно создавать отдельные образовательные центры с гибким подходом».
В ряде регионов недавно внесли правки в систему трудоустройства инвалидов по квотам, что сделало ее эффективней. Смысл этих правок в следующем: если предприятие обязано трудоустраивать у себя определенное количество людей с инвалидностью, но по каким-то причинам не может этого сделать, оно может обеспечивать их зарплатой, а работать люди будут в другом месте.
В качестве посредников между тем, кто платит, и тем, кто предоставляет работу, могут выступать социально ориентированные организации. В Алтайском крае одна из них — АНО «Ресурсный центр Алтайского краевого союза общественных организаций инвалидов». К примеру, через нее в «Незабудке» трудоустроено трое молодых людей с ментальными нарушениями: один уборщик помещения и два вахтера.
Традиционно наименее остро проблема занятости людей с ментальными нарушениями стояла в селах. Именно поэтому многие общины, объединяющие такую категорию людей, придерживаются сельской модели.
Например, подобная община есть в Иркутской области. В самом Иркутске родители детей с ментальными нарушениями организовали школу полного дня «Прибайкальский талисман», а за 35 километров от города — поселок для взрослых «Прибайкальский исток». Молодые люди здесь работают в ремесленных мастерских, держат сад и огород, разводят скот и птицу.
За 20 лет существования поселения его основатели успели понять, что сделали правильно, а что — нет, а также заметить, как изменились родительские взгляды. Вот что об этом рассказывает руководитель «Прибайкальского истока» Татьяна Кокина: «Наш опыт нам показал, что дети могут гораздо больше, чем думают их родные. У них появляется ответственность и за себя, и за тех, кто от них зависит (животных, — прим. ТД). Они сильно вырастают.
Но в начале пути мы сделали фатальную ошибку. Мы разместились в бывшей воинской части, в шести километрах от проселочной дороги. Наш главный аргумент звучал так: мы никому не хотим мешать и хотим, чтобы нам не мешали. И получилась резервация. Лишний раз не выедешь, даже в соседнее село. Хотя у нас прекрасные отношения с его администрацией. И дорогу они нам чистят, и приглашают на все праздники и в спортивный зал.
Но нужно, чтобы была машина, водитель, бензин. Местные жители готовы больше делать заказов (на благотворительных рождественских ярмарках продается продукция мастерских, — прим. ТД), но проблема в расстоянии. Вывод: ближе нужно быть к людям. На Западе, с которого мы брали пример, общины располагают близко к другим населенным пунктам и дорогам.
Но главное — мы заметили, насколько за эти годы поменялись родители. Нынешние молодые родители отличаются от нас. Мы хотели спрятаться со своими детьми. А они желают, чтобы дети жили в обычном обществе и в городе. Их настрой: пусть наши дети привыкают к обществу, а общество привыкает к ним.
Сейчас, я думаю, должна существовать и сельская, и городская модель. Все, как в окружающем нас мире».
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»